Роль  международного  права  как  модулятора  согласия  государств  по  поводу  юридически  значимого  правомерного  поведения  государств

 

Государства как непосредственные создатели и исполнители юридически обязательных норм определяют сущность международного права. Это - право, где нет власти, стоящей над государствами, а само право как совокупность предписаний должного, есть результат взаимодействия самих его субъектов. Постановочное значение здесь имеет пророческая фраза Гегеля из его исторически известного сочинения “Принципы философии права”, а именно: “Международное право представляет собой результат взаимодействия суверенных государств”. Все совершенно правильно. Международное право действительно образуется по факту достигнутого соглашения таких суверенных образований, как государства. Оно не возникает сверху от какого-то властного органа, стоящего над государствами.

 

Такого органа просто нет. Соответственно международное право и не действует сверху вниз, а осуществляет свое регулятивное воздействие по линии реального месторасположения государств: по горизонтали. А поскольку международное право выполняет (по сути своей юридической природы) функцию координации, а не субординации, то поэтому, в отличие от внутригосударственного права, оно обозначается не как право субординации, а именно как право координации. Концептуальное восприятие роли международного права в аспекте координатора взаимодействия государств находит свое подтверждение в доктринальных мнениях авторитетных представителей науки юриспруденции. В его конкретном выражении международное право как право координации рассматривают Лаутерпахт (Lauterpacht), Руссо (Rousseau), Д. Лутер (de Louter), Штрупп (Strupp). Близка к теоретической позиции права координации точка зрения, согласно которой международное право обозначается в аспекте “договорного правопорядка без признаков властных полномочий” - Геллер (Heller), “интерсоциального права” - Бухман (Buchmann), “совокупности норм, регулирующих отношения государств в их взаимном сообществе” -  Зуч (Zouch). Профессор Ф. Аттар (Франция) в порядке выработки сущностного определения международного права вполне обоснованно констатирует, что такие его обозначения, как “право государств” или “права наций”, в настоящее время уже не употребляются и в этом смысле могут считаться вышедшими из научного оборота. И наоборот, такое старое обозначение, как право народов (перевод римского значения jus gentium), часто употреблявшееся юристами в начале XX в., ныне рассматривается как эквивалент настоящему понятию “международное право”. При констатации сказанного следует внести изменения в терминологическое обозначение международного права через jus gentium. В концептуальном понимании понятие jus gentium, как справедливо отмечал на этот счет профессор М. Буркен (Швейцария), проявляется как право человеческого общества и соответственно по субъектному составу покрывает собой одновременно государства и индивидов. Между тем, известно, что международное право в строгом его восприятии включает в качестве своих субъектов исключительно государства. Тем самым правильнее обозначать международное право не через термин jus gentium, а именно посредством понятия jus inter gentium. Общий констатирующий вывод о терминологическом оформлении сущности международного права всецело совпадает с заключениями М. Буркена. Предметное рассмотрение международного права в качестве самостоятельной, многоаспектной области современной юриспруденции ставит в порядке востребованности задачу установить имя того ученого, кто впервые предложил обозначать право по регулированию отношений между государствами как “международное право” (“International Law”). Согласно объективной академической оценке -  это английский ученый Джереми Бентам (Jeremy Behtham). Именно Джереми Бентам в вышедшей в середине XVIII в. книге “Введение в изучение принципов морали и законодательства” (“Introduction to the Principles of Moral and Legislation”) впервые выдвинул понятие “международное право” для обозначения права, призванного регулировать взаимоотношения между государствами через термин “международное право”. Дж. Бентаму (также в объективном режиме долженствования) в свою очередь принадлежит право первенства в процессе кодификации международного права. И как справедливо отмечает профессор Нью-Йоркского университета Юен-Ли Лианг, даже инициатива по выдвижению самого терминологического обозначения “кодификация” -  “codification” (для целей более точной формулировки и систематизации норм международного права в тех областях, где имеются нормы, установленные обширной практикой государств, прецедентами и доктриной) принадлежит Джереми Бентаму. Книга “Принципы международного права”, в которой Дж. Бентам установил основы для последующей выработки свода (кодекса) международного права, находилась в редакционной работе с  по  г. и вышла в свет уже после смерти автора.

 

Межгосударственная основа построения международного права прямо определяет его юридическую природу: это право по регулированию взаимоотношений между суверенными носителями властных полномочий, которые с общего согласия создают и впоследствии исполняют зафиксированные в нормах правила должного поведения. А по факту их нарушения или недобросовестного исполнения сами фигуранты, создавшие эти нормы, нормы-правила поведения (государства), в общих рамках господства права (Rule of Law) обращаются в Международный суд в порядке обеспечения права. Такова сущностная конструкция современного международного права как права суда (Law of Court) в отличие от права природы (Law of Nature), когда война рассматривалась как санкция за несоблюдение святости принятых на себя международных обязательств. Межгосударственная сущность международного права прямо подтверждена в постановлениях судебных органов. Так, в решении Постоянной палаты международного правосудия по делу “Лотус” от  сентября  г. суд прямо заявил: “Международное право регулирует отношения между независимыми государствами”. В решении Международного арбитражного суда по делу острова Пальмас от  апреля  г. сказано, что международное право “не базируется на организации надгосударственного типа”. Созданная на основе свободного волеизъявления государств, Организация Объединенных Наций не несет на себе надгосударственных функций и в целом вписывается в отведенные ей правом рамки вторичного и производного были опубликованы в книге под названием “Bentham’s Works” ().  СРЛ. Sr. N . Р. .  Recueil de sentences arbitrales. New York, . Vol. . P. . которые являются в этом смысле первичными и основными) субъекта международного права. В консультативном заключении Международного суда по делу о возмещении ущерба, понесенного на службе ООН, от  апреля  г. главный судебный орган ООН “пришел к заключению, что Организация Объединенных Наций является субъектом международного права. Это отнюдь не равнозначно признанию ее государством... И уж тем более не является она неким “сверхгосударством”, что бы под этим не подразумевалось”. Перевод теоретической составляющей сущности международного права в плоскость практической постановки вопроса о роли международного права как модулятора согласия государств по поводу их юридически значимого правомерного поведения ставит задачу рассмотрения международного права в понятии “право” и уяснения различия между такими употребимыми терминами, как “универсальное” и “общее” международное право. Предметно, справедливо отмечает X. Лаутерпахт, вопрос о том, что международное право является по своей сути правом, ставит в порядке востребованности, задачу определения того, что собственно представляет собой право. Право, по утверждению авторитетного ученого, строится на базе известной (выработанной еще в XIX в.) концепции профессора Дж. Остина (J. Austin) о праве как совокупности внешних (по отношению к субъектам) норм предписывающего характера, обеспечиваемых суверенной властью и исполняемых подчиняющимися ей субъектами в режиме должного.

 

Далее, уже с учетом такого понимания права X. Лаутерпахт строит свое собственное определение международного права, которое в целом представляется оптимальным для правильного понимания существа предмета исследования: международное право как совокупность обеспечиваемых посредством внешней санкции определенных правил поведения предоставляет права и устанавливает обязательства главным образом, но не исключительно в отношении суверенных государств. Юридическая сила созданных таким образом правил поведения зиждется на согласии государств и, проявляясь в форме международного договора или обычая, в конечном итоге отражает факт существования мирового сообщества государств и индивидов. В конечном итоге международное право предстает как право международного сообщества. Предлагаемая X. Лаутерпахтом, а до этого уже цитировавшимися другими авторитетами международной юриспруденции теоретическая конструкция международного права в форме права мирового сообщества (Law of Society of States and Nations) во многом напоминает нам по своему сущностному содержанию сформулированную Гуго Гроцием конструкцию jus humanas sotietatis. И далее уже сама данная конструкция соизмерима с теоретической конструкцией Аристотеля servanda commutatis (“укреплять сообщество”) и “золотым правилом” самого Цицерона: “используй общие вещи как общие, а частные вещи как частные”. Тем самым человеческое общество в целом являло собой огромную общину людей по использованию созданных трудом и инициативой всех членов человеческого общества продуктов и товаров. В предметно постановочном плане теоретическая конструкция для рассмотрения международного права в аспекте права мирового сообщества государств и людей имеет право на существование в качестве отправного пункта для установления правильного восприятия международного права. Действительно, по широте регулятивного воздействия международное право покрывает собой не только государства, но и непосредственно физические лица - индивиды. Однако здесь никак не учитываются международные организации и юридические лица. Между тем, если международные организации являются субъектами международного права (в своем качестве производных и вторичных), то юридические лица совместно с физическими лицами выступают в роли субъектов не самого собственно международного права как такового, а именно международных правоотношений. Таким образом, уточнение понятия международного права идет по линии его субъектного содержания. Международное право - это не просто право государств и индивидов, а право признанных субъектов этого права: государств как главных и первичных субъектов и международных организаций как вторичных и производных субъектов. Международное право в аспекте соответствия понятию “система права” призвано быть целостным по форме и законченным по содержанию; иметь универсальную сферу своего регулятивного воздействия; обладать эффективным механизмом своего обеспечения; содействовать достижению справедливости; проявляться в параметрах унифицированного свода правил должного поведения по конкретным отраслевым направлениям своего функционирования. И здесь присутствует все, что дает нам основание констатировать факт формирования современного международного права в качестве системы права.  Академическое мнение ученых однозначно подтверждает становление на основе международного права однородной по сути и глубоко структурированной по содержанию международно-правовой системы.

 

Профессор Е.Т. Усенко, справедливо определяя международное право в качестве однородной правовой системы, выделяет три ее родовых признака: юридическая обязательность устанавливаемых правил поведения; согласительная основа создания международно-правовых норм; объект регулирования в форме международных отношений междувласт- ного характера. Обозначенные категории действительно в полной мере правильно отражают сущность международно-правовой системы. Позиция российских и зарубежных ученых здесь по всем правилам юридической логики едина. Международное право в режиме целостной международно-правовой системы строится (в отличии от понятий морали или вежливости) на базе юридически обязательных предписаний должного поведения; имеет согласительную основу своего построения; в качестве объекта правового регулирования устанавливает международные отношения между- властного (межгосударственного) характера. В том, что касается восприятия международного права в качестве глубоко структурированной нормативной системы, то здесь сущность заявленной структурированности международноправовой системы идет по линии установления основных (императивных) принципов характера jus cogens, выделения общесистемных институтов международного права (например, институт международной ответственности; институт мирного разрешения международных споров; институт международной правосубъектности), вычленения из всего нормативного массива международного права отдельных отраслей (например, право международных договоров; морское, воздушное, космическое право; право охраны окружающей среды). По констатации факта формирования международного права в отдельную систему права возникает естественный вопрос об его юридической силе: является ли международное право собственно правом. Вопрос ставится обоснованно, поскольку, как отмечается в доктрине, международному праву можно  гипотетически приписать определенную ущербность в части соответствия известным реквизитам права согласно концептуальной схеме Дж. Остина: ) отсутствие суверенной правосоздающей власти; ) отсутствие суверенной исполнительной власти, обеспечивающей выполняемость международного права; ) частичное исполнение права; ) ограничение сферы вопросов, регулируемых международным правом; ) отсутствие полновластного органа по осуществлению обязательной юрисдикции. Между тем по своим качественным показателям, и это справедливо констатируют сами ученые, международное право - это целостная и законченная система права, ориентированная через практическое задействование главного судебного органа ООН - Международного суда - на разрешении всех потенциально могущих возникнуть споров между государствами - основными его субъектами. В параметрах общей схемы движения исследований “от противного” к позитиву отметим следующее. Первое. Отсутствие суверенной правосоздающей власти, как это объективно подтверждается, совсем не умаляет общего императивного начала современного международного права. Это обязательная сила международного права, в универсальном виде подтвержденная всеми государствами-членами мирового сообщества в форме договора и обычая, выходит за эти достигнутые в результате согласования воль общеизвестные источники права и соответственно способы обозначения должного поведения. Второе. Понимание единства мировой цивилизации и самого факта существования мирового сообщества государств с установленными в Уставе ООН общими целями предопределяет императивный характер международного права. Объективно, практически уже с самого зарождения международного права, ставился вопрос о его юридической силе.

 

Гуго Гроций, рассматривая международное право в аспекте права универсального сообщества (jus humanae societatis), признавал за ним качество позитивного права с установленной системой санкций за недобросовестное соблюдение международных обязательств. И то обстоятельство, что такой санкцией была война, еще раз подтверждало заявленную святость международного права: всякое проявление совместной воли государств становилось обязательным для всех. Преемственность в восприятии международного права именно в аспекте права четко обозначилась в последующие годы все они в порядке подтверждения концептуальной позиции Гуго Гроция однозначно утвердительно высказывались в пользу признания за международным правом качества права. Все известные курсы международного права, выпущенные такими авторитетами науки международной юриспруденции, как П. Гугенхейм, Л. Каварё, П. Рётер, Ш. Руссо, М. Си- бер, Ж. Ссель, Д. Брайерли, Я. Броунли, Ч. Хайд, Б. Ченг, X. Ла- утерпахт, Л. Оппенгейм, Д.П. О’Коннелл, Г. Шварценбергер, Дж. Фицморис, Дж. Морелли, Р. Куадри предметно обосновали юридическую сущность международного права в качестве императивного начала должного поведения государств. Международное право как совокупность юридически обязательных правил поведения государств, непосредственным образом участвовавших в качестве членов мирового сообщества в их создании, обеспечивается в режиме востребованности практической деятельностью такого внешнего органа (по отношению к самим государствам), как Международный суд. Именно этот институт международного правосудия, выступая в роли главного судебного органа ООН (организации, олицетворяющей мировое сообщество в целом), является органом по обеспечению права в общих параметрах верховенства права Rule of Law. Констатация по факту существования ООН сформировавшегося мирового сообщества с включенными в его структурные подразделения органами: Совета Безопасности (политического института, несущего главную ответственность за поддержание международного мира и безопасности) и Международного суда (главного судебного института ООН) фактически снимает сам вопрос об отсутствии в международном праве внешнего (по отношению к государствам) органа по его обеспечению. При обстоятельствах, когда не только война, но и угроза силой или ее применения прямо запрещены современным международным правом, Международный суд выступает тем органом, который согласно предписаниям концепции господства права призван обеспечивать международное право в реальном режиме. Со своей стороны, международное право как целостная и законченная система права через правило запрета non-liquet предоставляет все возможности Международному суду для разрешения всех потенциально могущих возникнуть споров по поводу выполняемости государствами своих международных обязательств. Деление споров на правовые - и поэтому подлежащие разрешению через Международный суд - и неправовые (политические) -  и поэтому не подлежащие разрешению через Международный суд - не существует. Все возникающие споры между государствами по поводу добросовестного соблюдения предписаний международного права ориентированы на их урегулирование и соответственно снятие с повестки дня взаимоотношений контрагентов. Конкретно, непосредственным предметом заявительных действий в Международном суде может быть любой вопрос. В режиме правила запрета non-liquet суд как орган правосудия не может отказаться вынести решение за отсутствием или неясностью подлежащей применению нормы права. В этом аспекте даже такие весьма “чувствительные” для безопасности любого государства вопросы, как применение силы и коллективной самообороны, могут стать предметом судебного разбирательства. Именно данное обстоятельство и констатировал Международный суд в своем решении  г. по делу о военной и полувоенной деятельности в Никарагуа и вокруг нее.

 

В своем другом, принятом несколько позднее, решении  г. о пограничных и трансграничных вооруженных действиях (между Никарагуа и Гондурасом) Международный суд в продолжение своей общей позиции о возможности принятия к производству всех потенциально могущих возникнуть споров констатировал следующее. При обстоятельствах, когда политические аспекты могут присутствовать в любом юридическом споре, представленном в суде, целью обращения в суд является мирное разрешение правового спора. Соответственно его решение - это есть юридическое заявление и его совсем не касается политическая мотивация, которой руководствовалось государство в данный момент времени при выборе юридического способа урегулирования. Суть заключений суда сводится к констатации возможности достижения практического урегулирования в соответствии с международным правом любого спора, в отношении которого достигнута договоренность между государствами о передаче его на разбирательство в Международный суд. Причем суд принимает дело к рассмотрению по факту его поступления. “К ведению суда относятся все дела, которые будут переданы ему сторонами, и все вопросы, специально предусмотренные Уставом Объединенных Наций или действующими договорами и конвенциями” - гласит п.  ст.  Устава ООН. Соответственно, суд в потенции может рассмотреть “все дела” и “все вопросы”. Здесь нет никаких исключений и суд не интересует политическая мотивация решения государств о передаче дела в суд. В рамках миропорядка на основе господства права Rule of Law все возникающие споры между государствами подлежат урегулированию через главный судебный орган ООН - Международный суд. Таким образом, само существование в рамках мирового сообщества Международного суда предопределяет через возможность урегулирования любого спора по поводу выполняемости норм международного права с вынесением юридически обязательного решения. В режиме существования и реального взаимодействия двух главных органов ООН по выполнению юридической и политической составляющей современного миропорядка (Международного суда и Совета Безопасности) обоснованность констатации присутствия в международном праве институционных образований по его обеспечению подтверждена. Параметры доктринального тезиса о частичном исполнении международного права как возможного элемента его ущербности (в части соблюдения целостности концептуальной схемы Дж. Остина о сущности права) никак нельзя считать достаточно обоснованным аргументом в пользу такой констатации. И мнение авторитетов науки международной юриспруденции (в частности X. Лаутерпахта, Л. Оппенгейма, Ш. Руссо, Ш. Розеина, П. Гугенхейма, Л. Гросса, П. Рётера) вполне логично ведет нас к однозначному неприятию обозначенного тезиса. Любая система права, в том числе система международного права, в принципе допускает как исключение из общего правила случаи возможного нарушения права или злоупотребления правом. Данное обстоятельство, разумеется, рассматриваемое как однозначно негативное, отнюдь не может служить свидетельством ущербности права в какой-либо его части или его отсутствия как такового. Право как совокупность предписаний должного поведения субъектов, обеспечиваемых в режиме верховенства права Rule of Law через суд, всегда ориентировано на позитив, ставит своей целью как раз выполнение выработанных правил поведения.

 

А сами случаи неисполнения права или злоупотребления правом санкционируются посредством подачи заявительного иска в суд как орган правосудия. X. Лаутерпахт, рассматривая юридическую природу нормы в аспекте ее обеспечения, справедливо констатировал, что “в общем юридическое качество нормы не зависит от ее исполнения или обеспечения в каком-то отдельном случае”. В отличии от физического закона, который на самом деле (как отмечает английский ученый) прекратит свое существование в качестве действительного правила при обстоятельствах подтверждения факта его единичного нарушения, юридическая норма переживает отдельное или даже повторные нарушения права. Так же как и правило этики или грамматики, она часто описывается как нормативное правило, обозначая тем самым не само действительно исполненное поведение, а поведение, которое подлежит исполнению. По факту объективного анализа различия между нормативным правилом и правилом в области естественных наук, норма права, правильно констатирует X. Лаутер- пахт, - это “не только та, которая должна быть исполнена; она также является нормой, которая обычно исполняется”. Таким образом, в понятие нормы права входят как нормы, подлежащие быть исполнены в режиме общего предписания должного, так и нормы, фактически исполняемые, т.е. часть из тех, которые в целом надлежит исполнять. Допущение отдельных (в режиме исключительности) случаев неисполнений нормы права никак не говорит о попустительстве со стороны права, наоборот, право прямо санкционирует отдельные случаи неисполнения права. И здесь все нормально. Международное право одновременно предписывает определенные правила поведения и в развитие этого санкционирует отдельные случаи неисполнения правил поведения через возможность обеспечения его выполняемости посредством обращения в Международный суд. В режиме господства права Rule of Law, как мы говорили, все споры на предмет соблюдения права подлежат быть переданы в Международный суд для их разрешения. Международный суд со своей стороны на основе права изыскивает справедливое решение в отношении надлежащего поведения сторон в конкретной ситуации. По вынесению решения спор относительно надлежащего поведения сторон и соответственно исполняемости права исчерпывает себя и взаимоотношения государств снова входят в нормальное (с точки зрения права) русло. На этом все заканчивается и позитив надлежащего поведения государств в рамках целостной и законченной системы международного права подтверждает себя вновь. И мы констатируем существование международного права в реальном режиме бытия. По факту констатации целостности и законченности современного международного права возможность и соответственно  обоснованность утверждений об ограничении сферы вопросов, регулируемых международным правом, призваны быть рассмотрены в жестком режиме объективного анализа. Представляемые доводы в пользу “слабости” международного права достаточно серьезны по своему характеру и в порядке востребованности ставят задачу адекватного аргументированного ответа. Заявленная “слабость” в аспекте возможного доктринального утверждения, может, как отмечает X. Лаутерпахт, касаться не только малозна- чимости исполняемой части международного права по сравнению с часто нарушаемой и остающейся вне поля воздействия частью международного права. Другим источником “слабости” является невозможность позитивного регулирования поведения государств в ряде важных сфер их взаимоотношений. И здесь в рамках понятия “внутренняя компетенция” (п.  ст.  Устава ООН) называются некоторые проблемы в области прав человека, в частности двойного гражданства, безгражданства. Посредством своего регулятивного воздействия современное международное право уже решило обозначенные проблемы в форме таких договорных актов, как Конвенция о ликвидации безгражданства  г. и Конвенция о статусе апатридов  г. Соответственно можно считать, что международное право покрыло собой эту, ранее неурегулированную, часть права. И здесь общий ход развития международного права идет своим логическим путем. В режиме миропорядка на основе господства права Rule of Law весь круг универсально принятых прав человека получает свой предметно установленный способ конвенционного урегулирования. Государства сами, с общего согласия, передают ту часть “внутренней компетенции”, которую они считают разумно допустимым передать, на “общий суд” мирового сообщества. Принципы разумности, взаимности и справедливости служат здесь определяющими критериями при установлении параметров дел, “по существу” входящих во внутреннюю компетенцию любого государства-члена ООН. При обстоятельствах реальности оптимального решения проблемы пределов распространения сферы действия международного права применительно к внутренней компетенции государства, доктринальные утверждения об отсутствии позитивного регулирования ряда жизненно важных для независимости государств вопросов (в частности допущение традиционным международным правом войны не только в порядке обеспечения прав, но и с целью оспаривания законных прав и в том числе на национальное существование) могут быть сведены на нет кон Ibid. Р. -. кретностью содержательного наполнения норм современного международного права. X. Лаутерпахт прав, когда говорит, что вплоть до Парижского договора об отказе от обращения к войне в качестве орудия национальной политики  г. “даже члены Лиги наций полностью не отошли от этого права. Пользуясь юридически неограниченным правом вести войну, государство могло, будучи в рамках закона покушаться на самые жизненно важные права, которые право было призвано защищать и, в частности, право на существование”. Действительно, в рамках так называемого права самосохранения государство могло не только уклониться от выполнения своего основополагающего обязательства, но и само определяло обязательства использования права самоохранения. Допустимость войны (как в аспекте обеспечения прав, так и сугубо с целью оспаривания законных прав других государств) вплоть до Пакта  г. была фактом международных отношений. Однако уже после принятия Пакта  г., а тем более Устава ООН в  г. в современном международном праве установлен запрет угрозы силой или ее применения. Тем самым позитив международного права, как он себя сегодня проявляет, однозначно свидетельствует об исключении из системы современных международных правоотношений любых случаев угрозы силой или ее применения, не говоря уже о запрете войны как средстве национальной политики. По подтверждении возможности регулятивного воздействия международного права практически на все вопросы, возникающие в процессе межгосударственного сотрудничества, реально юридически урегулирован и такой упоминаемый X. Лаутерпахтом вопрос, как вопрос о признании. Рассматривая признание исключительно в аспекте признания государств, английский ученый включает его в рамки правовой обязанности при обстоятельствах выполнения всех условий государственности и правительственной дееспособности. В нарушение этой обязанности государства, как заявляет X. Лаутерпахт, злоупотребляют правом признания в целях политической целесообразности. Тем самым право подменяется политикой. Прежде всего отметим, что признание как односторонний юридический акт касается не только государств, а любой фактической ситуации, определенного статута или определенного изменения, которое произошло в международных отношениях. Таким образом, признание как институт международного права ориентировано на выражение воли государства рассматривать  эти отношения как соответствующие праву. Далее. Акт признания - это добровольное волеизъявление государства, включающее намерение создать соответствующие международно-правовые последствия.

 

Будучи таковым, акт признания призван в рамках верховенства права соответствовать определенным юридическим требованиям, главным из которых является недопустимость злоупотребления правом. Соответственно исключается сама возможность использования признания в целях политического давления и вмешательства. Заключение профессора Л. Оппен- гейма здесь совершенно справедливо. В то время как предоставление признания находится в рамках дискреционных правомочий государств, оно не может быть предметом произвольного волеизъявления или политической уступки, а осуществляется или же представляется отказ в признании в соответствии с определенным юридическим принципом. Суть принципа состоит в том, что признание государств, правительств, воюющей или восставшей стороны соответствующей фактической ситуации проводится согласно международному праву, с исключением возможностей использования признания в качестве вмешательства. Действительно, при условии соблюдения требования о недопустимости злоупотребления правом акт признания в должном порядке вписывается в признанные постулаты добрососедских взаимоотношений государств в рамках верховенства права. Признание конкретной фактической ситуации (которая сама по себе соответствует международному праву), осуществляемое через добровольное волеизъявление и в разумные сроки, повышает общий уровень права в обществе, поскольку не допускает случаев изъятия из режима регулятивного воздействия права по данному предмету или субъекту. Подтверждение добровольности признания и соответственно отклонение тезиса о нем в аспекте юридической обязанности (X. Лаутерпахт) напрямую связано с декларативным характером  признания. Имея такой характер, через признание осуществляется констатация определенной фактической ситуации как соответствующей международному праву. Тем самым международное право в режиме совершенного акта признания со стороны государств-членов мирового сообщества выполняет функцию универсализации своего регулятивного воздействия конкретно (в том числе) и на данный предмет (или субъект). Признание, не будучи актом по конституированию прав и обязанностей субъектов признания, выступает всецело именно как юридическая категория декларативного порядка. В этом смысле признание проявляет свое естество. Вполне симптоматично в Учебнике по международному праву под редакцией Е.Т. Усенко и Г.Г. Шинкарецкой предметно показано, что государства “стихийно” придерживаются декларативной теории признания. Тем самым подтверждается наш тезис о естественности именно декларативности акта признания, причем как в отношении конкретной фактической ситуации, так и применительно к правам и обязанностям субъектов в рамках их взаимных правоотношений. Констатация декларативности признания сделана по обеим указанным здесь направлениям, поскольку в ряде случаев в доктрине международного права в отношении фактической ситуации признание обозначается в плане декларативности, а применительно к правам и обязанностям международных личностей в аспекте конститутивности (Л. Оппенгейм). Объективный анализ юридической природы и юридической силы международного права дает основание отвергнуть в том числе и последний довод об определенной его ущербности в части соответствия известным реквизитам права по концепции Дж. Остина. Речь, в частности, идет об отсутствии полновластного органа по осуществлению обязательной юрисдикции. “Основополагающим фактом остается, - пишет X. Лаутерпахт, - что если право, как оно провозглашено через законодательный орган или кристаллизировано в обычае, не подтверждается авторитетным путем через суд, само существование права ставится под вопрос”.

 

При обстоятельствах различия между внутригосударственным и международным правом всякая попытка переносить общепризнанные черты права, как оно проявляет себя внутри одного государства, на право мирового сообщества государств, представляется логически несостоятельной. Перед нами две  разные системы права с отличными друг от друга методами создания и способами осуществления своего регулятивного воздействия. И позиция различия между внутригосударственным и международным правом в силу простой юридической логики призвана быть таковой и впредь. Наука международного права это видит и отмечает. Будучи целостной и законченной системой права со своими собственными особенностями в качестве права координации, международное право в общем порядке отвечает, как справедливо отметил Л. Оппенгейм, всем трем критериям права, обозначающим его сущность: совокупность норм человеческого поведения в рамках сообщества, которые посредством общего согласия этого сообщества обеспечиваются внешней властью. В контексте сказанного власть определяется как внешняя, поскольку она позиционирует себя таковой применительно к личности, в отношении которой осуществляется процесс обеспечения права. Государства-члены ООН образуют мировое сообщество, которое в режиме взаимодействия осуществляет меры по достижению общих целей Устава ООН. Параметры взаимодействия устанавливаются на основе общего согласия, через процесс согласования воль государств. По факту своего создания нормы должного поведения государств в режиме внешней власти (по отношению к своим создателям) обеспечиваются политическим институтом в лице Совета Безопасности ООН и юридическим институтом в лице Международного суда ООН. В формате взаимодействия Совет Безопасности (в порядке осуществления возложенной на него главной ответственности за поддержание международного мира и безопасности) и Международный суд (во исполнение признанной за ним функции главного судебного органа ООН по разрешению всех споров на основе запрета non-liquet) направляют свои усилия на обеспечение международного права как целостной и законченной системы права. Позитив наработанного опыта международного права в части его обеспечения проявляется как в сфере науки, так и в аспекте практики международной юриспруденции. Конкретным примером действенности мер мирового сообщества по выработке всеобъемлющего международно-правового акта по кодификации права международной ответственности государств может служить принятый в  г. Комиссией международного права  ООН проект статей по соответствующей тематике. В рамках общей схемы по установлению ответственности государства за его международно-противоправные деяния предметно обозначена специальная ответственность государства за серьезное нарушение обязательства, взятого перед международным сообществом в целом и имеющего важнейшее значение для защиты его основных интересов. Обязательства в отношении всего мирового сообщества в целом (erga omnes) по факту их подтверждения в решении Международного суда от  февраля  г. по делу о Барселонской компании получили свой особый статус в общем корпусе современного международного права. В условиях за- действенности интересов всего мирового сообщества в целом в концептуальном плане ставится вопрос о способности любого его члена выступить в защиту общих интересов. Понятие, известное как actio popularis (action communis), применяется во внутригосударственной системе отдельных государств и гипотетически предоставляет права любому члену мирового сообщества выступить всеми доступными средствами в защиту общего интереса. В то время как в рамках справедливости actio popularis воспринимается как вполне приемлемая операция, в параметрах права оно не нашло своего должного оформления. Международный суд своим спорным решением от  июля  г. по делу о Юго-Западной Африке (решение, принятое при равном количестве голосов семи судей “за” и “против” на основе решающего голоса председателя суда С. Спендера) утверждал, что actio popularis не известно международному праву каким оно является на данное время.

 

Позиция суда на тот момент, когда он выносил свое решение ( г.), проявилась по предмету разбирательства в следующих правовых категориях: инициирование судебного разбирательства по защите прав или интересов предусматривает ситуацию, когда субъект наделен теми правами или интересами, о которых он заявляет (однако предметное нанесение ущерба обозначенным правам и интересам заявителя не является востребованным фактом). Развитие международного права по факту реальной политики со времени принятого в  г. решения по делу о Юго-Западной Африке позволяет считать обоснованным вывод профессора О. Шахтера о становлении транснационального права как логический результат процессов интернационализации с переходом  Подробнее см.: Лукашук И.И. Право международной ответственности. М., .  СИ гес. . Р. .  СП гес. . Р. -. больших сегментов государственной власти мировому сообществу. Среди областей такого “вхождения” международного права во внутреннюю компетенцию выступает наиболее явно эта область прав человека. Заключение авторитетного ученого вполне логично: обеспечение общепризнанных юридических стандартов прав человека является общим делом всего мирового сообщества в целом и каждого его участника, в частности. Институционной основой для выработки транснационального права является ООН, в активе которой создание значительного юридического массива (corpus juris) норм по регулированию связей всех настоящих и потенциальных фигурантов международного общения. Реальности вхождения новых международных “личностей” и новых концепций собственности и справедливости в международное право отражают объективный ход развития мирового порядка. Констатирующий вывод О. Шахтера правильно отражает происходящие в международном праве позитивные перемены. Обозначенное здесь новое (современное) видение юридического содержания справедливости призвано подвести правовой базис под реальное задействование в интересах верховенства права потенциальных возможностей института action popularis. Позитив потенциального развития международного права проявляется в создании права мирового сообщества. Тем самым параллельно к обязательствам (взятым из намерения государств и осуществляющим регулятивное воздействие по линии государство - государство) добавляются обязательства государств в порядке их общего членства в мировом сообществе (которые являются внешними по отношению к государствам и имеют объективный характер; их направленность обозначена в категориях мировое сообщество - государства). Включение в общий конгломерат обязательств помимо чисто межгосударственных, также и обязательств по отношению к мировому сообществу придают международному праву свою специфику. Это уже не просто чистое право координации в аспекте координационных связей по выполнению противостоящих друг другу обязательств между государствами, а совокупность исключительно межгосударственных обязательств и действующих во взаимодействии с ними обязательств по отношению к мировому сообществу в целом. При этом несомненный приоритет здесь имеют обязательства перед мировым сообществом. “В том случае, когда обязательства Члена Организации по настоящему Уставу окажутся в противоречии с их обязательствами по какому записано в ст.  Устава ООН. Параллельное существование в едином своде международных обязательств мирового сообщества двух типов обязательств обозначает как реальность присутствия здесь права по факту достигнутого согласования воль государств и права в объективном режиме своего существования как соединение качественных показателей справедливости, разумности, добросовестности. Таким образом, чисто позитивное право, образованное из волеизъявления государств, дополняется и взаимодействует с объективным правом, которое существовало в мировом сообществе всегда как некое высшее, соединяющее в себе начало справедливости, разумности, добросовестности. Разумеется, речь не идет о божественном происхождении этого начала, а наоборот - это вполне реальный источник права, который Международный суд применяет в аспекте общих принципов права. “Элементарные соображения человечности, устанавливающие свою востребованность в большей мере в мирное время, чем во время войны”, - так определил Международный суд своим решением от  апреля  г. по делу о проливе Корфу международно-правовые основы ответственности Албании за неосуществление предупреждения наличия минных полей в ее территориальных водах.

 

Предметные параметры судебной практики по применению общих принципов права проявляются в установлении требования по возмещению ущерба за нарушение обязательства (решение Постоянной палаты международного правосудия по делу о фабрике Чарзове  г.), определении юрисдикционной подчиненности спора (решение Постоянной палаты международного правосудия по делу о германских интересах в польской Верхней Силезии  г.), урегулировании вопроса о подсудности дела суду на основе определения суда (решение Постоянной палаты международного правосудия  г. по делу о толковании греко-турецкого соглашения), подтверждении недопустимости получения преимуществ из собственного противоправного поведения (решения Постоянной палаты международного правосудия по делу о фабрике Чарзове  г. и по делу о юрисдикции судов Данцига  г.), обосновании запрета для любого лица быть судьей в своем собственном деле (консультативное заключение Постоянной палаты международного правосудия по делу о Мосуле  г.). Будучи по факту своего включения в п. (c) ст.  Статута Международного суда третьим независимым источником международного права (после международных конвенций и международного обычая), общие принципы права используются не только главным судебным органом ООН при вынесении своих решений по межгосударственным спорам, но и широко применяются международными арбитражными органами при урегулировании споров с участием государств, транснациональных корпораций, международных организаций и их служащих. Традиционная сфера международного права здесь расширяется с включением сюда вопросов частно-правового характера. В аспекте задействования общих принципов права в международном судебно-арбитражном производстве показательны следующие обстоятельства. Общие принципы права стали применяться международными арбитражами задолго до создания первого постоянного судебного органа в лице Постоянной палаты международного правосудия в  г. Академическое исследование проблемы было проведено такими авторитетами науки международной юриспруденции, как Б. Ченг, X. Лаутерпахт, Л. Хенкин, Ш. Розен, О. Лисицын, Г. Шварценбергер, Ш. Руссо. По факту своей практической констатации в качестве действующего права общие принципы права были непосредственным образом применены международными судебно-арбитражными органами в целом ряде известных дел с участием государств, международных корпораций, международных организаций и их служащих, а именно: Ленские золотые прииски (Lena Goldfields,  г.); Гольденберг и сыновья против Германии (Goldenberg & Sons v. Germany,  г.); Административный трибунал МОТ,  г.; Петролеум Девелопмент Лтд против шейха Абу Даби (Petroleum Development Ltd. v. Sheikh of Abu Dhabi,  r.). Концептуально, позитив вклада в науку и практику международной юриспруденции, как он определяет себя по результатам анализа обозначенных дел, сводится к двум моментам. Первое. Международный арбитраж в деле “Гольденберг и сыновья против  CPJI. Германии” в аспекте установления “актов в нарушении прав народов” констатировал наличие международно-правового акта как следствие нарушения всей Источниковой базы международного права (ст.  Статута). Наравне с международными конвенциями и международным обычаем сюда включены и “общие принципы, признанные цивилизованными нациями”. Второе. В аспекте предписаний по добросовестному соблюдению всего комплекса норм должного поведения государств арбитраж предметно обозначил равную значимость писаного и неписаного права. Соответственно международные конвенции, международный обычай и общие принципы права в режиме паритета применяются судом (арбитражем) при осуществлении возложенной на него функции по разрешению переданных ему споров. Обозначенный вывод несет в себе предметную научную нагрузку в связи с имеющимся в доктрине международной юриспруденции мнением о вспомогательном характере применения общих принципов права.

 

Так, Ш. Руссо утверждает, что это мнение является “доминирующим”, а в конце своего рассмотрения проблемы вообще называет его “всеобщим мнением в доктрине” (хотя справедливости ради констатирует существование двух концепций, каждая из которых направлена на уменьшение и расширение функции общих принципов права). Говоря о применении общих принципов права в аспекте их вспомогательного характера, Ш. Руссо утверждает, что изъятие из текста ст.  Статута выражения “в последовательном порядке” при перечислении подлежащих применению источников права якобы было призвано снять могущие возникнуть трудности при востребованности одновременного применения различных категорий источников к одному и тому же конкретному случаю. И здесь соответственно целью такой операции отнюдь не являлось молчаливое подтверждение равноценности всех трех источников международного права: международных конвенций, международного обычая и общих принципов права. Между тем объективный анализ работы Консультативного комитета (Advisory Committee), созданного по ст.  Статута Лиги Наций с целью подготовки планов по учреждению Постоянной палаты международного правосудия (проводил свою работу с  июня по  июля  г. и представил проект Статута Палаты в Совет Лиги Наций на ее восьмой сессии с  июля по  августа  г.) показывает как раз обратное. В ходе проведения первой  UN Reports of International Arbitral Awards. New York, . Vol. . P. , .  Rousseau Ch. Op. cit. P. -.  Ibid. P. . сессии комитета выражение “в последовательном порядке” (“in order following”, “en ordre successif’) во вступительной фразе проекта статьи было предметно изъято именно с целью исключения любого понимания иерархии в рамках установленной в международном праве классификации его источников. Как вполне обоснованно констатировал предложивший исключить это выражение уважаемый член комитета, профессор А. Риччи-Бузатти, суд призван рассматривать различные источники права одновременно в непосредственной связи друг с другом. Проведенное в п.  (а, Ь, с) ст.  Статута перечисление признанных источников международного права расценивалось только в аспекте обозначения логического порядка, в котором эти нормы или принципы права обозначат свою востребованность в восприятии суда. По факту проведенных изменений редакционного характера был выработан текст постановления в формате ст.  Статута Постоянной палаты международного правосудия. Впоследствии, в ходе проведения конференции в Сан-Франциско  июня  г. принятый текст ст.  Статута Международного суда за исключением добавленной фразы в начале статьи [(суд), “который обязан решать переданные ему споры на основании международного права”, (применяет)] фактически полностью повторял текст ст.  Статута Постоянной палаты международного правосудия. Включение в текст ст.  суда ссылки на международное право как базисного элемента в аспекте применяемых судом источников права позволило профессору Б. Ченгу сделать вполне обоснованный вывод о том, что перечисленные в п.  ст.  нормы и принципы в своей совокупности все составляют часть действующего международного права. Вспомогательный характер применения общих принципов права в логическом порядке отрицает и профессор Л. Оппенгейм. При этом он справедливо показывает, что общие принципы права совместно с международными конвенциями и международным обычаем включены именно в постановления п.  ст. , а не в п.  ст. , где собственно и идет речь о вспомогательных источниках международного права (судебные решения и доктрины наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву). Правильная оценка со стороны авторитетных представителей науки международной юриспруденции всецело подтверждается смысловым содержанием самого постановления Статута.  

 

Так, согласно п.  ст.  суд в рамках возложенной на него задачи по разрешению переданных ему споров на основании международного права применяет международные конвенции, международный обычай и общие принципы права. И здесь нет никакой последовательности в плане применимости того или иного источника международного права: они применяются по востребованности их задействования судом при осуществлении им его функций по отправлению международного правосудия. Обозначенный вывод полностью подтверждается в положениях Меморандума Генерального секретаря ООН  г.: “Кодификация этого аспекта международного права удачно осуществлена с выходом на определение источников международного права как оно представлено в ст.  Статута Международного суда. Данное определение последовательно подтверждено как авторитетное международными судебно-арбитражными институтами”. Будучи обозначено таким образом, определение источников международного права последовательно, но вместе с тем без всяких привходящих элементов иерархии и сугубо в равноценном режиме покрывает собой международные конвенции, международный обычай и общие принципы права. В то время как международные конвенции и международный обычай проявляются в чисто юридическом смысле в форме нормы должного поведения, общие принципы права обозначают собой не что иное, как принцип по установлению генеральной линии поведения государств. Когда говорят о соотношении между нормой и принципом, как отмечает профессор Дж. Фицморис, здесь речь идет в аспекте “что” и “почему”: норма предписывает что именно надлежит сделать в плане должного, а принцип отвечает на вопрос: почему конкретно именно так подлежит направить свое поведение. На примере общепризнанной нормы о дипломатических привилегиях и иммунитетах можно показать реальное соотношение между нормой и принципом. В решении от  мая  г. по делу о дипломатическом и консульском персонале США в Тегеране Международный суд подтвердил обычно-правовой характер нормы о дипломатических привилегиях и иммунитетах.

 

Вместе с тем обычная норма о дипломатических и консульских иммунитетах после проведенной кодификации в рамках Венских конвенций  и  г. обрела качество конвенционной нормы. Принцип, который лежит в основе нормы о дипломатических и консульских иммунитетах, объясняет суть этой нормы через функциональный характер  отправления задач дипломатического и консульского представительства. По констатации существа предметного соотношения норма-принцип становится понятным определением третьего источника международного права. Так же как в отношении международного обычая, общие принципы права требуют признания (“общие принципы права, признанные цивилизованными нациями”), однако требование всеобщей практики здесь отсутствует. Отмечая это, Б. Ченг делает правильный вывод в отношении специфики установленного здесь требования признания по линии международного обычая и общих принципов права. Предметом признания здесь уже не является юридический характер нормы, подразумевательно включенной в международное обыкновение, а существование определенных принципов неотъемлемо юридических по своей природе. И эти принципы, одинаково признанные всеми цивилизованными нациями как соответствующие их внутренним правопорядкам, науке и практике международной юриспруденции, известны как общие принципы права.